Виктор Попков – передвижник 60-х или Искренность в обмен на жизнь
Один из самых значительных русских живописцев XX в. сегодня мало известен неспециалистам. При этом на открытии выставки заместитель директора Третьяковской галереи Татьяна Львовна Карпова говорит: «Для нас это драгоценный художник». Надо разобраться, почему он такой, Виктор Попков.
Выставка состоит из пяти разделов, в каждом из которых есть главное полотно, выделенное цветом. В каждой работе — много слоев, раскрывать которые особое удовольствие. Вечные категории жизни и смерти, признание, взаимоотношения — Попков любит задать неудобные вопросы, а еще подкупает умением слушать музыку времени и философскими размышлениями. И кстати, кураторы расположили разделы на неочевидной нехронологической оси, началом и концом которой является могучий дуб. Обратите внимание на параллель между «Полдень» и «Хороший человек была бабка Анисья». Так же и сам художник на космических скоростях прошел от рассвета до заката жизни, но отвлекаться на его биографию мы сейчас не будем, ограничимся изысканиями на творческом пути.
Он начинал творческий путь как график. Рисунки, акварели и линогравюры, собранные в залах экспозиции, завораживают графичностью и отражением красоты окружающего мира в любом его проявлении. И тут же напоминают о японской гравюре, с Хокусаем у Попкова много общего, как и с Эль Греко и Ботичелли, впрочем. Даже физически нарядиться в чужие одежды было особым подходом Попкова, помогающим ему разработать выбранную тему. Он говорил, что образ так находит воплощение.
Известность художнику принесло полотно «Строители Братской ГЭС». Оно же сыграло решающую роль в осуществлении замысла этой выставки, задуманной более 10 лет назад: когда партнером проекта стала компания Эн+, владелец этой гидроэлектростанции в наше время, наследие художника стало возможно не только показать, но осуществить голубую мечту хранителей — показать Виктора Попкова вслед за передвижниками и в зале под блокбастером русского искусства. Смысл этой параллели в продолжении заветов наших бунтарей XIX века. Они, и правда, во многом похожи: искренне писали о своем времени; создавали работы, говорящие со зрителем; затрагивали огромный спектр тем.
Как и передвижники обыденность Виктор Попков умел сделать эстетически значимой, а своих героев разговорить не хуже известнейших жанристов XIX в. — Владимира Маковского или Павла Федотова. Жест, поза, выражение лица — все составные элементы подчинены идее, которую художник долго отрабатывал в эскизах. Кстати, не менее значимая часть выставки — предварительные наброски, на которых мастер полностью прописывал будущее полотно, как когда-то художники Возрождения. Собранные из разных музеев и частных собраний, эти части одного процесса давно не виделись. Особенно ярко видна скульптурная техника отсечения деталей, сосредоточения на самом важном при сравнении эскизов и конечной работы о бабке Анисье.
На многих полотнах можно заметить повторяющиеся фрагменты. Красный цветок на окне, усугубляет тревожную атмосферу, а в «Разводе» символично теряет половину себя. По примеру Шагала, частый гость — белый конь. Он оживляет бескрайние просторы и глухие северные деревушки архангелогородчины, которые так любил посещать художник: то везет возок по заснеженным полям, почти сливаясь с сугробами, то черной ночью «освещает» архангельские деревушки — то ли лошадь, то ли видение. Палитра в руках художника на автопортретах непременно окрашена тремя красками, в центре – будто огненное сердце массивно алеет самый актуальный цвет.
Попков страстно предпочитает пурпуры: на портретах вдов полыхает огнем войны выжженая жизнь, лиловые фигуры женщин призраками плывут на заднем плане в самой трагической работе — «Шинели отца», а по соседству тревога внезапно сменяется на нежность, когда тем же оттенком наполняется «Рождение картины», летящее "навстречу северной Авроры" или становится главным цветом лоскутных одеял — еще одной теплой детали, повторяющейся многократно и возвращающей в нищее детство, где бабушка создавала такие рукотворные чудеса. А постоянно напоминающий о себе мальчик на картинах — он «красной нитью» проходит в разных образах (в многочисленных автопортретах тоже его глаза), — будто олицетворяя главный вопрос: «Зачем и как жить?».
Пафос социалистического строительства, казалось бы, должен уничтожить желание любоваться «сценами из жизни», однако что-то заставляет вглядеться в эти лица. И они перестают быть «социалистическими». Задорные, мчащие по своим делам или усталые после трудового дня — это обычные люди, без политики. Они обеспечили включение в обойму «правильного автора» и сохранение множества его работ в музеях по всей стране. А когда встречаешься с девушками «На лесах Большого театра», солнечный свет, кажется, приподнимает и тебя эту высоту под квадригу. Свет большого мастера.