Корзина 0 товаров в корзине
Историко-культурологический проект о старой Москве
Дизайн - Notamedia 2024

Прощайте, московские дворы...

Трижды в этом году "Известия" писали, что перекрытие дворов архитектурных памятников принимает характер эпидемии. Но если перекрытия Монетного двора (см. "Известия" от 17.04.08), усадьбы Колычевых (08.05.08) и Провиантских складов (23.07.08) находятся в проектной стадии, то перекрытие усадьбы Шаховских-Глебовых-Стрешневых на Большой Никитской, 19 переходит в производственную. Увы, общественность заметила угрозу лишь тогда, когда работы начались.
 
В 1886 году княгиня Шаховская-Глебова-Стрешнева переделала родовой дом XVIII века по проекту двух архитекторов. Федор Кольбе перестроил уличный фасад, а Константин Терский - двор и дворовый фасад. Уличный стал образцом европейской эклектики, а двор - замечательным примером псевдорусской стилизации. Терский стилистически объединил дворовый фасад усадебного дома с подковой служебных строений конца XVIII века. Поскольку главный дом выходит на линию улицы, двор следует считать парадным. Хозяйственным был второй, дальний двор, куда из первого ведут ворота с "крепостной" башней над ними. Со двора к дому пристроено парадное крыльцо в формах XVII века - со столбами-"бочками", висячей "гирькой" и шатром. Для хозяев это узорочье было памятью о времени возвышения рода: царь Михаил Федорович взял жену из Стрешневых. Словом, возник не просто двор, а образ, один из самых ярких на Большой Никитской. Именно этот двор-образ и оказался теперь под ударом.
В советские годы усадьбу занимал Дом медработника, в 1990-е сюда въехал Театр "Геликон-опера". Заранее было понятно, что ни клубный зал медработников, ни другие залы, ни служебные помещения не годятся для работы театра. И поскольку памятник архитектуры по закону не подлежит перестройке, а только реставрации, следовало просто найти театру другое здание. Но правительство Москвы пошло другим путем: началась 12-летняя эпопея согласований проекта.
 
Взгляд архитекторов "Моспроекта-4" сразу упал на замкнутый подковообразный двор. В этой форме авторы увидели прообраз театрального зала, а в очертаниях второго, хозяйственного двора - прообраз сценической коробки. Ворота под башней виделись порталом сцены, но они слишком малы. Уточним: речь идет не о какой-то летней, а о главной, крытой сцене.
 
Следовало "рубить" идею на корню, но согласующие эксперты, как часто бывало в 1990-е годы, озаботились "минимизацией последствий". Для начала решили опустить амфитеатр ниже уровня земли. Это позволяет удержать этажность, сделать шатровое крыльцо театральной ложей и сохранить башню над порталом сцены. Но это никак не спасает ворота под башней: по проекту они растесаны в огромный квадрат. Да и от башни оставлена лицевая сторона, наложенная на фасад сценической коробки. От полукруга служебных строений также остаются лишь передние стены.
Это чистый вандализм - искажение и порча памятника, разрушение авторского замысла и художественного образа. Кроме того, нам впервые грозит перекрытие парадного усадебного двора. В столице есть сотни полукруглых, квадратных и прочих дворов, расположенных позади, а не впереди барских домов. Только в страшном сне может присниться их перекрытие. Но лиха беда начало.
 
Дальше одни вопросы. По какому праву нас лишают городского пространства - то есть пространства, посещаемого свободно и бесплатно в режиме городской прогулки? Почему мы должны покупать билеты даже не в музей (как в случае Монетного двора), а в театр, чтобы обнаружить там уже не памятник, а его остатки? О каком туризме, о какой прибыли города можно говорить, если уничтожается лучший двор на Большой Никитской?
 
Но больше всего "почему" возникает к "своим". Почему разрушительная идея исходит от культурных и талантливых архитекторов - Андрея Бокова и Дмитрия Буша? Почему театр во главе с интеллигентным Дмитрием Бертманом разрешает себе вандализм? Наконец, почему эксперты заняты "минимизацией последствий", а не опираются на настроение тысяч москвичей, вышедших на защиту своего города в 2000-е годы?
Весь этот проект дышит разрушительными 90-ми, как дышат ими все подобные проекты. Еще не поздно остановить все четыре. Иначе они превратятся в сорок, потом в четыреста - и прощайте, московские дворы.