Малый Знаменский переулок, д. 7/10. Шталмейстерский дом

Дом Новикова в Малом Знаменском переулке, более известный как «шталмейстерский» - одна из самых тяжелых старомосковских потерь нашего времени. Но парадоксальным образом, в этой истории нет виноватых, потому что снос выдающегося памятника архитектуры официально признан наилучшим и единственно возможным способом его реставрации…

История этого дома уходит в глубь времен. Письменных известий о его возникновении не сохранилось, так же как и имен людей, построивших на западе Белого города эти большие палаты. Специалисты расходятся во мнении о дате их строительства: одни говорят, что белокаменные своды подвалов безусловно относятся к допетровскому времени, возможно, даже концу 16 века; другие, что декор, частично сохранявшийся на фасадах, стилистически хоть и принадлежит к 17-му, но выложен из кирпича первой половины 18 века. Или подвалы были древнее самого дома, или же он весь являлся необычным для центра города анахронизмом - проверить это теперь непросто.

Однако внешне он выглядел ярким представителем второй половины 18 столетия, во многом перекликавшимся с его знаменитым соседом – стоящим по другую сторону Знаменки Пашковым домом. Академик Грабарь приписывал авторство фасада дома Новикова Василию Баженову: а если не он, то уж точно кто-то из его учеников. Долгое время проработавшая на памятнике реставратор Алла Филиппова говорила: «Когда я побывала в Италии, поняла, что у нашего дома были действительно хорошие каноны, не какие-нибудь доморощенные московские». Прежде всего, это относилось к белокаменной резьбе коринфских капителей и сложных карнизов здания.

Первый известный владелец дома - вдова гофф-интенданта Петра Мошкова (середина 18 века). А после домом владел Николай Иванович Новиков, один из главных московских масонов екатерининского времени. Роль этого человека в русской истории до сих пор оценивается крайне противоречиво, одни называют его просветителем, другие развратителем России. Родившийся в 1744 году Новиков прославился как издатель прогрессивных журналов ("Трутень", "Живописец" и др.), основной целью которых было "вселить человеколюбие в сердца и души помещиков и смягчить страдания крепостных", напомнить о том, что "и рабы - человеки". Авторы этих журналов первыми, еще до Радищева, обратились к теме бытописания крепостных. Но поскольку Новиков и его единомышленники были масонами, вскоре между строк о свободе, равенстве и братстве начали появляться выпады в сторону самодержавия и православия, поначалу вполне скромные. Новиков, которого императрица называла "умным и опасным человеком", и сам говорил: "против Бога и правления... в наше время никто ничего не напишет, кто хотя бы искру понятия имеет". Историк Валишевский уточнял: "Екатерина вначале благосклонно смотрела на развитие этого движения, от которого ждала воды для своей мельницы: классическое франкмасонство, с которого начали Новиков и его друзья, держалось вполне благонамеренных взглядов в области государственных вопросов". Кроме того, Новиков был участником переворота, доставившего императрице русскую корону. Однако со временем представители прогрессивной ложи договорились до того, что "тирана истребить есть долг не злодеянье", и в 1785 году Екатерина, наконец, дала указ графу Брюсу и Московскому Митрополиту Платону о проверке всех книг, изданных Новиковым. А в 1792 он был заточен в Шлиссельбургскую крепость (на 15 лет), откуда через 4 года был освобожден Павлом I.

В 1814 году дом "с принадлежащими оному строениями" был куплен у полковника Якова Ланского ведомством Московской Дворцовой конторы (конюшенным отделением) и в нем поселилась семья обер-шталмейстера князя Б.А. Святополк-Четвертинского. Его дочь Надежда дожила до 97 лет и вспоминала о балах в отцовском доме, на которых она танцевала с самим Пушкиным...

С 1870-х дом стал сдаваться в наем. Начались мелкие переделки, обычные в таких случаях переносы дверей и окон. Уже тогда появилась необходимость укрепления стен кирпичными контрфорсами (поперечных стенок, усиливающих несущую конструкцию). А в 1899 году на месте парадного двора усадьбы, в тот момент принадлежавшей К.К.Мазингу, появился доходный дом с угловым эркером. Его построил архитектор П.М.Самарин, чаще работавший по заказам московских приходов. Узкое пространство между новостройкой и бывшим дворцом было занято подвалами, которые еще более ослабили его фундаменты. В 1912 году к брандмауэру дома Мазинга со стороны Малого Знаменского переулка была пристроена еще одна доходка, отрезавшая южную треть старинного особняка. Оставшаяся часть памятника была окончательно спрятана от города внутри темного двора.

В 1975 году зданию наконец-то присвоили статус памятника федерального значения, отселили жильцов и, по идее, дом ожидала реставрация. Были проведены комплексные исследования, составлен проект восстановления и сметы. Рассматривались варианты приспособления здания под филиал музея имени Пушкина, музыкальную школу. Но дальше смет дело так и не пошло. Тридцать лет простоял дом брошенным, с провалившейся крышей, выбитыми окнами, залитыми водой подвалами и огромными трещинами в стенах. За все 30 лет ни у кого не нашлось денег даже на элементарные противоаварийные работы. Дошло до того, что некие благоустроенные жители, наблюдавшие медленную гибель памятника из окон соседнего дома, сами предложили инвестировать его реконструкцию под элитное жилье. Однако это оказалось невозможно по санитарным нормам: двор был слишком тесен.

В июне 2001 года статус памятника специальным постановлением был понижен до "объекта местного значения", и он был переведен на баланс правительства Москвы. Через год дома Новикова и Мазинго отошли в пользование ОАО «Городской дом», которое для начала обеспечило обстановку полной секретности на объекте: ни пресса, ни наблюдатели не допускались. Потом начался снос дома Мазинго. Здание это было рядовое, но создавало хороший исторический фон для целого букета первостатейных памятников: церкви Антипия, Музея изобразительных искусств и усадьбы Долгоруких. Входило в их охранные зоны, а также имело свой собственный статус памятника истории: в квартире №14 на первом этаже угловой части дома в 1931-33 годах жил и работал ученик Петрова-Водкина, художник-график Николай Купреянов (кстати, автор знаменитого плаката 1920 года "Граждане, храните памятники искусства!»).

В начале 2000-х при участии родственников художника, по-прежнему проживавших в хорошо сохранявшейся мемориальной квартире, был выполнен проект ее реставрации. Для остального дома предусматривался режим реконструкции с сохранением фасадной стены и возможной надстройкой одним этажом. Согласованием особо оговаривалось, что при этом «за основу должны быть приняты щадящие строительные технологии, с тем, чтобы обеспечить физическое сохранение и мероприятия по инженерной защите памятника архитектуры, расположенного во дворе». Ничего этого сделано не было, сейчас на месте снесенного памятника истории строится совершенно новое здание. А инженерно незащищенный дворец после такого потрясения окончательно пошел по швам.

После этого - надо отдать должное - застройщики три года пытались выправить рассыпающийся памятник древности, тратили большие деньги. Потом участвовавшие в спасении дома специалисты-конструкторы признали, что спасти дом невозможно. Поверить в это непросто, однако Москомнаследие уверяет, что дом упал бы и без посторонней помощи, так что снос, то есть разборка аварийного строения – единственно возможная форма его реставрации…