Дом стоял раскрытый и безудержно мерз. Поеживаясь, он старчески пытался прикрыть распахнутые ставни, чтоб хоть немного согреться. «Доскрипеть бы до весны, — думал он, вздыхая, — все одно потеплее и повеселее будет». Как всякий старик он мучительно страдал от одиночества и бессонницы. И если днём можно было наблюдать за людьми, снующими по бульвару (наблюдения эти дом аккуратно накапливал, чтобы при случае блеснуть и прослыть интересным рассказчиком), то ночью становилось совсем скучно и уныло…
Той весной Москва прихорашивалась — близился ее день рождения. По слухам, капризной столице в сентябре справят 850-летие. «Какая стала! Я-то помню тебя совсем провинциальной, простой, народ в Петербург все рвался, не то что сейчас… зазналась», — укоризненно качал головой старик. Но что уж там, приготовления ему нравились, а тут внезапно и к дому наведались гости. Дом старался не упустить ни единого слова неожиданных визитеров. «Гостиницу… Ну да, дом-то известный… Какие имена! Старый, конечно, снести бы, но ведь памятник». «Памятник — это я, — догадался дом, — гостиницу что ль они хотят тут сделать? Ну и неплохо было бы. Может, салон какой организуют. Я к зрелищам-то дюже привычный. Бывало при Федор Федоровиче»…
При Федор Федоровиче Кокошкине, директоре Императорских театров, в 1820-е, тут были репетиционные комнаты Малого и Большого театров. Разыгрывались спектакли с участием Михаила Семеновича Щепкина, того самого, что «первый стал нетеатрален на театре». Уже много позже слыхал дом, что занесли Михаила Семеновича в список подозрительных лиц с пометкою «желает переворотов и на все готовый». Подивился такому, потому что не переворотов Михаил Семенович желал, а справедливости…
Особенно любил дом наблюдать за репетициями Мочалова. «Бурное вдохновение, пламенная страсть» и необыкновенный, чувственный голос. Когда Павел Степанович декламировал, дом затихал, наслаждался. Да, много звезд повидал он на своем веку, заядлым театралом стал. В музыкальный салон Марьи Дмитриевны, к примеру, и Гончаров, и Грибоедов, и Пушкин хаживали, талантом актрисы восхищались. Милейшая Мария Дмитриевна Львова-Синецкая появилась в доме где-то осенью1823-го. Именно тогда способная актриса из Рязани, перебравшаяся по протекции Федора Федоровича в Москву и уезжавшая вместе с ним в Петербург, была принята в труппу Малого театра. Опять же, не без помощи Кокошкина. Но вместе с тем, талант у нее был несомненный, тут и злым языкам возразить было нечего. Кстати, училась Мария легко, словом владела безупречно, исполнение ее строилось на контрастах, тогда редких. Поэтому и гостиная ее всегда была полна. Благодаря актрисе, познакомился дом с Крыловым, Гнедичем, Вяземским, Аксаковым, Погодиным… Да что там! Для бенефиса Львовой-Синецкой в 1824-м Грибоедов в соавторстве с Вяземским написали водевиль «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом», в котором бенефициантка исполнила обе роли — и сестры, и брата.
«Хорошие были времена, хоть и шумные, — дом погрузился в воспоминания, — при Якове Петровиче-то оно потише было». Яков Петрович Шаховской, тот самый, что известные «Записки…», повествующие об общественной жизни российской написал, жил здесь еще в XVIII столетии, до перестройки дома. «Несытая алчба корысти дошла до того, что некоторые места, учрежденные для правосудия, сделались торжищем лихоимства, пристрастие — предводительством судей, а потворство и упущение — ободрением беззакония», — писал Яков Петрович. Дом, в то время еще, как и всякий московский житель, имевший палаты сводчатые и декор нарышкинского барокко, под каждым словом готов был подписаться.
…В 1812-м почти все сгорело… «Пожар способствовал ей много к украшенью» — истинная правда в этих словах. Стены Белого города снесли еще в 1780-х и бульвары на их месте запланировали тотчас. Но… Как-то все руки не доходили у властей до устройства. А так как «свято место пусто не бывает», появились лавки да харчевни разные. В 1790-м, по документам, стояла тут богадельня, 6 дворов причта соседних церквей, 4 купеческих двора, 6 дворов чиновников и знати, 10 лавок, 2 цирюльни и несколько харчевен. В 1797 году возле Никитских ворот появились каменные двухэтажные строения гостиницы. В 1812-м лавки сгорели, бульвар обсадили липами. Якова Петровича к тому времени давно уж не было в живых, а у дома был новый хозяин. Князь Сергей Голицын держал тут литературный салон, где Рылеев читал свои «Думы». Как там? «Да закипит в его груди Святая ревность гражданина!»?
В конце 1830-х, уже после Кокошкина, хозяин вновь сменился: из Скатерного переулка переехал сюда 40-летний Александр Варламов. С тех пор навсегда дом стал «Соловьиным». В его стенах написано было Александром Егоровичем 75 романсов. Да каких! «Гори, гори моя звезда», «На заре ты ее не буди», «Я встретил вас и все былое», «Белеет парус одинокий», «Я помню чудное мгновенье»… Писал Александр Егорович быстро и легко, только «раскачивался долго». С созданием романса «На заре ты ее не буди» целая история приключилась…
Близкий его приятель, солист Большого театра Бантышев все просил Варламова романс ему написать:
— Какой тебе?
— Какой сам пожелаешь, Александр Егорович…
— Хорошо. Приходи через неделю.
А через неделю просил зайти еще через неделю. Бантышев был упорен и стал ходить к Варламову каждое утро, когда тот еще спал. «Экий ты, право, — негодовал Александр Егорович, — человек спит, а ты являешься, можно сказать, на заре! Напишу я тебе романс. Сказал же, напишу, и напишу!». И вот в одно утро слуга передал Бантышеву романс, назывался он… «На заре ты ее не буди».
В 1843-м у Варламова останавливался сам Ференц Лист. Первые три концерта дал он 25, 27, 29-го апреля в Большом театре. Алексей Николаевич (Верстовский), помнится, писал тогда: «Лист Москву свел с ума, играет везде и для всех. В публичных и приватных концертах». А Москва свела с ума Листа. Русские и цыганские романсы глубоко запали ему в душу…
…Дом завздыхал. Он бы еще многое мог вспомнить. В 1920-х годах тут, к примеру, была театральная студия Михаила Чехова… «А пусть бы и гостиницу, все одно — хоть люди появятся. Стосковался я в одиночестве. Ничего, мне только поправиться и я еще на 900-летии Москвы погуляю!»…
Решением правительства Москвы «Соловьиный дом» был передан холдинговой компании ОАО «Сокольники» под устройство гостиницы, несколько лет стоял раскрытым, разрушался и размораживался… В 1997 году, под праздник 850-летия Москвы был снесен. На месте дома разместилась платная автостоянка. В 2003 году холдинговая компания потеряла участок за «неосвоение» пустыря. По новому конкурсу пустырь получила компания «КБФ АСТ», на совести которой уже есть Военторг. Пока на месте «Соловьиного дома» пусто.
Войдите или зарегистрируйтесь для оставления комментария